«Бог Дьесегей» Сергея Потапова удивляет неожиданным синтезом репортажного стиля и мифо-поэтического мышления. Фильм снимался в 2013, во время традиционного праздника ысыах. Монтаж и озвучание затянулись, картина была закончена лишь два года спустя. Ежегодно, в конце июня, народ саха собирается для празднования ысыаха — и в центрах улусов и в маленьких деревнях. Самое многолюдное торжество проводится в долине Туймаада, в окрестностях Якутска. Этнографы видят в ысыахе манифестацию этнической идентичности, совокупность обрядов, консолидирующих якутов: «торжества включают в себя жертвоприношения божествам и духам, песнопения в их честь, хороводные танцы осохай, игры и спортивные состязания». Стоит признать, мифологические подтексты массовых действ – для праздных гостей — теряют свою очевидность.
Ысыах омирщвляется в наши дни: сделавшись «государственным праздником», он абсорбирует формулы – лозунги и клише — местного официоза. Молодого табунщик — из дальнего улуса — прибывает в долину Туймаада, на самый массовый в Якутии ыссыах. Юноша бродит в праздничной толчее, то и дело вступая в беседы со встречными. На вопросы собеседников отвечает, что он сирота, не знает своих родителей. Люди сочувствуют горемыке. Хроника перемещений парня — случайные разговоры, череда ритуальных действ, спортивные схватки, выступления танцевальных и музыкальных групп – формирует «живую ткань» репортажного фильма. Внедрение игрового персонажа в документальный контекст можно истолковать, как старомодный прием оживляжа, характерный для «видовых» картин или фильмов-концертов. Там подставное лицо выполняет функции провожатого – связующего аттракционы. Юноша-конюх, однако, не просто «вставной персонаж», дежурный медиатор между зрящим и зрелищем. Деревенского простака зовут Дьесегеем, так же как конное божество. Хрупкого сложения паренек – и есть центральный герой картины. Именно он стыкует сферы профанного с сакрального. С его появлением в кадре обыденность ыссыаха обретает черты иной — сновидческой реальности. Фабула в этом кино редуцирована до пунктира, растворяется в стихийном потоке народного празднества. Повествовательную мозаику зритель должен сложить сам. Восстановить скрытые смыслы — уцепившись за романтическую канву. Парень и девушка знакомятся на ысыахе, теряют друг друга, встречаются вновь. Не сразу осознаешь, что главные персонажи являют две разные ипостаси: пара юных влюбленных (городская красавица и деревенский простак) одновременно — небесные существа, спустившиеся на землю. Они позабыли о прежних своих воплощениях, но сохранили смутную память о давней влюбленности. Вот почему ребят так тянет друг к другу. Девичий образ двоится нагляднее – в видениях парня дева появляется в традиционном якутском наряде, в хроникальных кусках она облачена в модный джинсовый костюм. Неподдельным наивом трогает сцена любовного объяснения. Идет концерт местных рок-групп, Дьесегей поднимается на подмостки, запевает популярную некогда лирическую песню. Актер — от волнения — забывает слова. Аудитория – в спонтанном порыве — подхватывает куплет, хор из множества голосов артикулирует слова признания, так и не пропетые юношей. Теперь влюбленные могут соединиться. Но в обыденную реальность вновь вторгается логика мифа. Деревенского простака выслеживает компания гопников, после короткой стычки, «братаны» убивают его. Трагический инцидент случается как бы нечаянно, почти невзначай: на дальнем плане, у кромки кадра. Значимое событие подразумевается, а не акцентируется специально – жизнь многолюдного гульбища идет своим чередом. Ысыах завершает ритуалом приветствия восходящего солнца. Девушка участвует в коллективном молении, переживая утрату, она с затаенной надеждой вглядывается в небеса. Когда солнечный диск поднимается над землей, в контровом свете — из сияния пробудившегося светила — возникает силуэт Дьесегея. Божество возродилось. Стандартная церемония встречи зари обретает внезапно отнюдь не казенный — искупительный — смысл. Согласно старинным легендам, во время ысыаха на землю спускается божество Дьесегей. Небесный покровитель коней ходит неузнанным среди обитателей срединного мира. Режиссер использует мотивы древних сказаний, чтобы создать новый сюжет — иносказательную историю о любви и потере, о жертвенной смерти Героя (выразителя архетипов национальной культуры) и его чудесном воскрешении. Материал черно-белой картины снимали сразу четверо операторов, в течение полутора суток. Актеры прибегли к методу свободной импровизации, накоротке общались с гостями праздника, провоцировали собеседников на живой диалог, легко растворялись в толпе. Люди, попавшие в кадр, не зажимались, оставались самими собой — ибо не ведали, что идут «настоящие» съемки. На празднике – множество объективов, за всеми не уследишь.
Человеческие потоки в фильме Сергея Потапова — нечто большее, чем живой задник, тьма статистов, натурщиков, фигурантов массовки. Согласно замыслу режиссера, люди — в сакральном пространстве празднества — являют собой совокупный портрет народа саха, представляют его «коллективное тело». Автор пробует слить воедино повторяемость, неизменность (ысыах случается ежегодно, строй его каноничен) и конкретику — трепет ускользающего мгновения: таким, каким ысыах был однажды, в июне 2013, ему уже не бывать никогда. Задача (миссия, блажь – как ни назови) – выделить внебытовые аспекты национального праздника. Признаюсь, я показывал «Бога Дьесегея» нескольким столичным коллегам. Реакцией было недоумение. Интерпретатору, незнакомому с культурой народа саха, трудно считать сакральные подтексты картины. Он воспринимает это кино, как банальный отчет о народных гуляниях. Лошади для него остаются лишь одомашненными копытными, небесные птицы – пернатыми хищниками, а календарный рубеж, праздник пере-творения мира – подобием муниципальных или корпоративных увеселений, официозных дат. Этаким «днем города», суетным и бестолковым. Восприятию фильма мешает способ оформления материала. Русскоязычной версии недостает обстоятельных титров – с разъяснением: что такое ысыах, кто такой Дьесегей и как он связан с общенародным празднеством. В субтитрах, помимо кириллицы, мелькают непонятные знаки — дополнительные буквы якутского алфавита. Распознать и озвучить их не под силу ни питерцу, ни москвичу. Нынешний вариант перевода предназначен для местных русских и для якутов, не владеющих — в совершенстве — родным языком, но не позабывших основ традиционной культуры. Постановщик картины Сергей Потапов — вне пределов Якутии – известен, прежде всего, как режиссер театра. Честно скажу, я с пристрастием отношусь к творчеству этого автора, ценю его своевольное дарование. Фильмы Потапова побеждают на фестивалях «этнического кино» — в различных точках внутренней России. Но не находят отклика у критиков и отборщиков фестивалей, живущих в столицах. Не стану скрывать, меня огорчает такая реакция. Именно Потапов дал старт якутскому авторскому кинематографу (фильм «Дыши»/«Тыын», 2006). И доныне он остается осевой – смыслообразующей — фигурой в артхаусном кино республики Саха. Приверженец условного театра, Потапов ищет в кино альтернативных способов диалога с реальностью: то ангажирует на главные роли непрофессиональных исполнителей, то интегрирует настоящих актеров в естественную среду. Два любимых потаповских типажа: инфантильный детина и «маленький» человек – мужичок субтильный и малорослый. Центральных персонажей своих постановок режиссер лишает примет нарочитой монументальности. Сухопар актант, или откормлен, в нем всегда проступает нечто ребяческое. Несхожие образы объединяет общая доминанта: подростковая неугомонность. Герой – это тот, кто готов сопротивляться диктату судьбы, противодействовать прессингу обстоятельств. А вовсе не тот, кто выглядит побрутальней, кто кичится видимой маскулинностью. Потапов не сторонится сентиментальности, не чурается мелодраматических гипербол. Только не надо относиться к его картинам, как к образчикам «провинциального примитива», как к проекциям безыскусного простодушия. Наивность — обманчива. «Простота» – одна из многочисленных красок в палитре современного режиссера, свободно манипулирующего жанровыми канонами и стилистическими клише. В академическом сборнике фольклорных текстов «Обрядовая поэзия саха (якутов)» Новосибирск, 2003, имя конного божества передается как Джёсёгёй. Правила написания якутских слов доныне не устоялись. В русскоязычных газетах республики принято давать их, как есть — на якутском — не избавляясь от дополнительных букв, обозначающих звуки, отсутствующие в русской фонетике. Фильм Сергея Потапова может именоваться и «Дьоhогой Айыы» и «Бог Дьоhогой» и «Бог Дьесегей» и «Бог Джёсёгёй».
Праздник летнего солнцестояния подобен – отчасти — татарскому сабантую. Молодецкие игры: скачки, борьба.
Надо иметь в виду, что ысыах открывается благопожелательным гимном — обращением к Джёсёгёю, покровителю конного скота. Конь – священное животное якутов. Весь фильм пронизан конской символикой. Присутствие лошади ощутимо, даже если в кадре ее нет: силуэты в орнаменте, коновязи-сэргэ, поделки из конского волоса…
Могу только гадать, какая из якутских богинь появляется в образе юной девы. Возможно, Айыысыт — подательница детей. Как и конное божество, она ассоциируется с ысыахом. Праздник может открываться песнопением обращенным как к Джёсёгёю, так и к Айыысыт.
«Братаны» говорят между собой по-русски.
Вспоминается полотно Питера Брейгеля «Падение Икара» — видны лишь ноги заглавного персонажа, низвергнувшегося с небес в морскую пучину.
Лидером якутской «новой волны» москвичами признан Михаил Лукачевский. Другие авторы выпадают из поля зрения. Погрешности оптики «разъездных рецензентов» — не считают нужным погружаться локальный контекст. Нет на то ни времени, ни желания. Сам Лукачевский — в интервью местной прессе — отзывается о Потапове с искренним уважением и пиететом, как о наставнике, вдохновителе первых творческих начинаний.
В театре он ставит Шекспира, Бергмана, Хармса, комбинируя разнородные элементы — мелодраматизм, жестокость, абсурд, черный юмор и «экзистенциальное томление». В последние годы все больше времени, энергии и сил Потапов отдает сценическим подмосткам. Его приглашают на постановки театры Сибири и стран ближнего зарубежья. Кинематографические проекты ждут своего часа – сценарии написаны, средств для их воплощения нет.
Сергей Анашкин
