Держи дыхание!
Cергей Потапов «Дыши» / «Тыын» (2006)
«Ну что, похоже на казахское кино?» – произнес Сергей Потапов, лукаво щуря азиатский глаз. Дело было в Якутске. Режиссер (в казенном компьютере) показывал мне примерную сборку картины «Тыын». Неужели, подумал я, напророчил. Припомнилась политесная фраза из собственной недавней статьи: «От якутского кинематографа стоит ожидать новых сюрпризов, есть надежда на качественный скачок» («Искусство кино», № 2, 2006). Забавно, когда я набивал тот текст, фильм находился в работе.
Как и все картины, создаваемые в Якутии, «Тыын» – кино без пленки. Такая статья расходов даже не включается в бюджет. Якутские киношники почему-то убеждены: их фильмы не могут быть востребованы за пределами республики. К тому же в «целевых» залах (в самом Якутске и в центрах улусов) кино проще показывать с DVD. С компактными дисками меньше мороки, чем с тяжеленными кофрами. «Тыын» – независимый проект. Сергей Потапов назвал мне сумму, потраченную на съемки – пятьсот тысяч рублей. Переведите в доллары сами (по текущему курсу) – и степень «малобюджетности» фильма станет очевидна. Напомню, что речь идет об игровом полнометражном кино.
Сергей Потапов известен своими театральными работами. Ученик Марка Захарова умудрился получить «Золотую маску» за дипломный спектакль – «Макбет» по Эжену Ионеско. Дерзкий, дерзновенный, парадоксальный. Трагигротеск в обманной личине балаганного фарса. Потапову сейчас — немного за тридцать. Он пробует силы в различных театральных форматах, умудряется управляться с несходным материалом. То срежиссирует массовое шоу – торжественное открытие национальных спортивных игр, то возьмется за моноспектакль по мотивам «Анны Карениной». То, отыскав в интеренете прозу молодого неформала, затеет эпатажную постановку о жизни современной Якутии (в духе модного нынче «Театра. Док»). Этот его спектакль – «Дети бога солнца» — вызвал в республике всплеск нешуточной полемики. Кто-то порицал его за очернительство, за то, что режиссер «вынес сор из избы». Кто-то восхищался мастерством постановщика, указывая на изысканную игру подтекстами (укорененными в мифо-поэтической традиции и героическом эпосе народа саха).
«Тыын» в переводе с якутского означает «Дыши!». Мотив дыхания, действительно, — один из рефренных в картине. Но, об этом – в свой срок.
Действие фильма укладывается в один день – день из жизни великовозрастного неудачника. Нюргуну под сорок. Сидит без работы. Дома – шаром покати. Детишки мал-мала меньше. Жена на последнем сроке беременности. За душой – только долги. Житейская философия «опоры» семейства – подростковая вера в авось. На видавшем виды авто колесит Нюргун по Якутску, в тщетной надежде разжиться шальными деньгами. Вот вам – и роуд-муви. « В последнее время появился у нас новый мужской контингент – парни средних лет, не вписавшиеся в житейские повороты. Не работают, перемещаются по городу без видимой цели, зависают в залах игровых автоматов (которые появились в Якутске позднее, чем в европейской России)» – так, примерно прокомментировал режиссер социальный статус центрального персонажа. Инфантильный и простодушный увалень то и дело влипает в нелепые ситуации. То его облапошит проныра-любовница, прикарманив последнюю ценность,
массивный нательный крест (в счет оплаты мифического аборта). То напорется он невзначай на бугая-отморозка, пришедшего вышибать просроченный долг. Сынишка Нюргуна, девятилетний Алмаз, наблюдает со стороны. Он стыдится своего непутевого папашу…
Основной фабульной теме вторит побочная: история городского сумасшедшего. Мужичок нюргуновых лет бродит по улицам Якутска. Встреченным на пути малышам раздает гостинцы, припасенные заранее леденцы. «Чупа-чупс». Похоже, бедолага повредился в рассудке после семейной трагедии — смерти жены и новорожденного младенца. Безумец походя задирает «крутых», в самоубийственном кураже приближая момент собственного финала. Последнее, что видит он, погружаясь в небытие, — лица людей в белых халатах. Те бессильны вдохнуть в обреченного жизнь, вернуть умирающему дыхание.
«Тыын! ( Дыши!)»- повторяет Нюргун жене. Приходится мужику принимать роды без посторонней помощи. Самолично. «Тыын! (Дыши!)»- умоляет он новорожденную дочь, появившуюся на свет бездыханной. Слабый младенческий крик – финальная точка картины. Фабульную развязку – выход из житейского тупика — автор заместил эмоциональным всплеском. Таков один из рецептов «открытых концов». Обстоятельства не поменялись (денег как не было, так и нет, долгов не убавилось). Но близость беды перекроила героя. Его отношение к ситуации, в которой завяз. К себе самому, к стремлениям и поступкам.
Сергей Потапов не отрицает наличия в своем кино автобиографических подпорок. Он обожает свою младшую дочь. « С сыном у нас скорее товарищеские отношения. Рос сам по себе, пока я учился в столице». Автор делал комедию ситуаций. Но с минорными нотами. С сентиментальным подтекстом. С внятным посылом. С ощутимым элементом дидактики. Императив продолжения рода — не частная преференция режиссера. Якуты – чадолюбивый народ. «Род», «родичи», «родные» – ключевые понятия в традиционной ментальности народа саха. Этноса, не столь уж многочисленного, замечу. История, рассказанная в «Тыыне», демонстрирует явный кризис патриархальной модели якутской семьи. И вместе с тем оставляет шанс на «реабилитацию» мужского начала. Сынишка примирятся с отцом. «Вечный подросток» осознает, наконец, что он обязан остепениться.
«Тыын» – не первый полнометражный фильм, снятый в Якутии. Не первый опыт Сергея Потапова по приручению «движущихся картин». Но, будем честны: эти работы удачными не назовешь, слишком кустарны и старомодны. Местные режиссеры адекватнее проявляли себя в малой форме, в короткометражном кино. Дебютом Потапова был фильм «Любовь моя» — попытка внедрения черной комедии в якутский культурный контекст. Картина не лишена режиссерского куража, но избыточно, нарочито, театральна. Новый опус — «Тыын» — стал для автора несомненным прорывом.. Внятная фабула, лихой монтаж,. И ни следа сценических пережимов. Сергей Потапов смог уловить «кондиции» синхронного ему времени (не позавчера, а именно нынче). Запечатлеть «гений» места (это точно не Пермь, а столица республики, город Якутск). Ему удалось отыскать разумную меру условности: роуд-муви превращается в парад узнаваемых типов, в «поперечный срез» якутского общества, в потешный «социальный карнавал». Маски точны, но не гипрералистичны: пьянчуга, бомж, проститутка, азартный игрок, «крутой», громила, профессиональный безработный…
Для верного восприятия фильма, да и якутского кинематографа вообще, стоит держать в голове простую (но не для каждого очевидную) аксиому: « Не все, что снято в большой России, является «русским» кино». Якутские фильмы – отражение иной этнической ментальности, азиатской по своей сути. По системе базовых ценностей. В канадском кинематографе сходную нишу занимает экранное творчество эскимосов-инуитов, коренных обитателей арктических тундр. Не стоит, однако, переоценивать степень «изоляции» якутских авторов. Так, в фабуле «Тыына» можно отыскать явные параллели с «Кикуджиро» Такеси Китано. Когда постановщик картины полушутя задавал мне вопрос: «похоже на фильмы казахской «волны»?», я слышал в его интонации не только самоиронию. Намек на систему координат: приоритеты и ориентиры.
Сергей Анашкин, 2006
